Читать интересную книгу Как я предал вашу маму - Александр Ти

Она встречалась с другими, строила отношения, но звонил он и она бросала всё, забывала. Лишь он мог успокоить желание её тела. Как бы долго они не виделись, их тянуло, они стремились навстречу друг к другу, как заряженные частицы, что подчиняются неведомой обычным людям силе.

Она нежно гладила его голову и ощущала животом его горячее дыхание и лёгкую небритость.

– Я люблю тебя, Саша. – прошептала она тихо, стараясь не разбудить его. Она впервые решилась нарушить правила.

– Я знаю. – услышала она вдруг в ответ и ощутила, как он сжал руками ее ягодицы, а горячие, чуть шершавые губы и язык уже ласкают её живот спускаясь все ниже и ниже. Она закрыла глаза и раздвинула ножки пропуская его наглые поцелуи к заветной цели.

Их игра очень скоро закончится.

В отпуске

– Жив ещё? – спросила она, входя в мою квартиру.

– Пока да, но я стремлюсь это исправить.

– Придётся тебе помешать, извини.

Сегодня она не выглядела школьной учительницей или строгой бизнес леди. Спортивный костюм, кроссовки, волосы стянуты в тугой хвост, рюкзак за спиной. Спортсменка, комсомолка и просто красавица!

– С чего вдруг? – поинтересовался я, – Мне свидетели ни к чему. Работы нет, что ли?

– Сказала же, считай я в отпуске.

– Отпуск надо проводить там, где можно расслабиться, отдохнуть. – бросил я и вернул своё тело на диван, – И обязательно с любимыми и родными. Иначе это не отпуск, а полнейшая хрень получится.

Она меня не слушала, скинув кроссовки и рюкзак, прошла на кухню, быстро окинула взглядом царивший там хаос, покачала головой и направилась в комнату, убедиться, что и там я успел устроить запойный бардак.

– Ты если собрался сдохнуть, то делал бы это хоть в чистоте. Знаешь, как в некоторых индейских племенах была традиция, встречать смерть в чистом жилище, чистой одежде, ну и самому быть чистым.

– Отстань! Считай, что я тоже в отпуске. Депрессивном, запойном отпуске. Я тебе говорил, что ты странная?

Она меня не слушала и продолжала:

– А ты ещё вроде и жив, а запах словно труп. Детскую не загадил хоть?

– Нет, комната дочек неприкосновенна.

Олеся ничего не ответила. Прошла на кухню, нашла там несколько полиэтиленовых пакетов, вернулась и стала собирать в них мусор. Пустые бутылки, мятые пивные банки, пачки от сигарет, содержимое пепельницы, все отправлялось в пакеты.

– Слышь, ты че приперлась? – недовольно поинтересовался я, наблюдая как она разрушает моё последнее пристанище алкоголика.

Она на мгновение оторвалась от своего занятия и пристально посмотрела на меня, прямо в глаза, убивающе презрительным взглядом. Чёрт, какие же у неё красивые глаза.

– Вали в душ, приводи себя в порядок. – с укором сказала она и продолжила уничтожать следы моего запоя.

– Я не могу, пока ещё не могу.

Вертикальное положение я не мог принять, мой организм был отравлен и не выдерживал абсолютно никаких телодвижений.

Закончив с мусором в комнате, Олеся переместилась на кухню. Через минуту оттуда послышался шум воды и звон посуды, моя незваная гостья видимо решила избавить меня и от скопившегося в раковине тоже. Вот неугомонная! Что ей от меня нужно и какого хрена она пытается разрушить мой депрессивно-алкогольный мир, я никак не мог понять.

С большим трудом, мне удалось заставить свое тело принять сидячее положение. Опустив руку, я пошарил за диваном, нашел пакет с пивом и достал одну банку. Холодненькое ещё. Руки тряслись и плохо слушались, с трудом удалось подцепить кольцо банки. Открыв её, я с жадностью, почти залпом, выпил половину. Мгновенно подкатила тошнота. Пил я уже несколько дней, сколько точно не знал. Я не знал какой сейчас день недели, какое число на календаре, сколько времени. Мне было глубоко плевать. Было больно. Чертовски, сука, больно внутри. Эту боль я и пытался хоть немного заглушить, отключить чувства алкоголем.

Но никакого облегчения не наступало, становилось лишь хуже. Хотелось перестать думать, вспоминать, сожалеть. Хотелось перестать любить ЕЁ, забыть. Но ни хрена не выходило. Лишь в моменты алкогольного беспамятства и отключки становилось пусть немного, но легче. В такие моменты я не думал о ней, моей жене. Но наступало тяжёлое похмельное отрезвление и боль возвращалась вновь. Я не мог её забыть. Она была моей болью и как бы я не пытался избавиться от неё, я любил её, любил свою боль. Любил жену.

Квартира вдруг стала заполняться, казалось уже забытыми навсегда, колдовскими ароматами свежеприготовленной пищи. Все эти дни я практически не ел и соответственно не готовил. Не видел смысла. Почти сразу же в комнате появилась Олеся, в руках у неё было по тарелке с дымящейся ещё яичницей.

Она уже успела переодеться, точнее просто сняла спортивный костюм, на ней оставалась лишь длинная футболка. Призывно торчащие сосочки маленькой аппетитной груди, выдавали отсутствие бюстгалтера. Хороша, чертовка! В другой ситуации, меня бы это даже возбудило. А сейчас я понял, что бестыже разглядывая её обтянутую тканью молодую грудь, думаю о прелестях совсем другой женщины. Своей жены.

– В курсе, что у тебя кроме яиц, больше нет ничего из продуктов? – спросила она, раставляя тарелки на журнальном столике, – Даже хлеба пару кусков всего и то засохший. И молоко в холодильнике скисшее между прочим, если мука есть, можно блинчиков напечь.

Она казалось разговаривает сама с собой или с каким-то невидимым собеседником, но никак не со мной.

Какие к черту блинчики? Что вообще нужно этой девчонке здесь?

– Я не хочу есть, не могу. – прервал я её.

Она вновь засверлила меня своими красивыми глазками.

– Через не могу! Не поешь-всё бухло отправлю в унитаз. – пригрозила она и фактически силой вложила мне в руку вилку.

– Тебе это на хрена?

– Когда я ем, я глух и нем. Ешь давай.

– Сколько сейчас времени?

– Начало первого уже. – ответила она и видя моё замешательство уточнила, – Ночи, первый час ночи.

Она с аппетитом принялась за яичницу. С трудом и я впихнул в себя приготовленную Олесей пищу и запил все остатками пива из банки. Тошнота накатила с ещё большей силой.

– Плохо? – спросила она, собирая тарелки, – Ложись, я сейчас посуду помою и приду.

С этими словами она упорхнула вновь на кухню. Она удивляла меня все больше.

Я уронил голову на подушку и закрыл глаза. Меня сразу подхватила алкогольная карусель и закрутила в бешеном танце вызывая ещё большую тошноту. Пришлось перевернуться на живот и немного свесить голову с края дивана, стало легче, алкоаттракцион отпустил меня. Я мгновенно отключился, просто упал в чёрную яму без каких-либо сновидений.

Долго поспать мне не дали, уже через пятнадцать минут Олеся аккуратно, но настойчиво трясла меня за плечо.

– Вставай, сделаю постель по нормальному и ляжешь.

– Что тебе нужно?

– Ничего. Вставай сказала.

Я встал и пошёл на кухню прихватив с собой подушку. Швырнул её на скамейку кухонного уголка и лег сам. Дежавю, какое-то. Так было и раньше, поругались с женой, взял подушку и на кухню. Только жены у меня больше не было. Даже по нашим ссорам я скучал, даже этого мне сейчас не хватало.

Я взял со стола пачку сигарет, достал одну и чиркнул зажигалкой. Сделал две затяжки, понял, что курить не могу и затушил сигарету, с силой вдавливая её в дно пепельницы.

– Чего психуешь? – входя за мной на кухню спросила начинавшая мне уже надоедать Олеся, – Пошли я постелила по-человечески, а то вообще, как бомж обитаешь.

– Слушай, тебе какого хрена от меня вообще нужно? Я тебя не звал, ты чё приехала?

– Хочешь поговорить пошли. – спокойным, убийственно спокойным тоном сказала она, развернулась и ушла в комнату.

Вот ведь непробиваемая, сука! Я взял подушку и пошёл за ней.

Она не обманула, сделала то чего я все эти дни не делал ни разу, расстелила диван. Мне в пьяном угаре было вообще не до постели, спал, точнее отключался, как и где придётся.

– Ложись. – она рукой махнула, указывая на диван.

Я вдруг заметил, что себе она постелила на полу рядом. Стало неудобно. Я её конечно не звал и вообще не понимал, с чего вдруг она ночует у меня, но все равно как-то неудобно, блин.

– Я на полу лягу. – сказал я, – Спи на диване.

Это не было притворным гостеприимством. Я просто вдруг понял, что не хочу спать на этом диване, не могу. Это был наш с женой диван, наш. Сотни ночей мы спали на нем вдвоём, любили друг друга, ругались, мирились, смеялись. Он связан с нашей жизнью. Той жизнью, что закончилась, оборвалась. Всего неделю назад этот самый диван, был свидетелем нашей последней ссоры, нашего последнего примирения, нашего последнего секса.

– Тогда сделаем по-другому. – вдруг решительно заявила Олеся, – Будем спать на полу.

Она тут же стащила одеяла и подушки на пол и постелила нам обоим.